| К оглавлению |
16.Эсхатологическая
интерпретация. Абстрактный взгляд на историю, конец истории и постисторические
формы деятельности. Принцип полноукладности. Уклады прошлого и будущего в
настоящем. Миры Дзен и миры Фэерис.
Фрэнсис Фукуяма
оповестил читающую публику о конце истории... Это стало очередным событием
светской хроники. Машина цивилизации беспристрастно перерабатывает откровения
пророков и отбросы политики в воздушную кукурузу daily news.
Но уж так ли
нова эта новость? У выхода из метро "Курская" сонная кореянка вложила
мне в руки листовку: конец света и второе пришествие Христа ожидается 28
октября 1992 г.
Подлинной
новостью было крушение советской империи. Фукуяма – лишь отзвук этого крушения,
провозвестник чаемого торжества либеральной цивилизации, оказавшейся без
противника, если не считать Саддама.
В один
прекрасный год шестая часть суши лишилась слушателей и читателей. Пророки
получили свободу пророчествовать, но остались без публики. Своя благодарная
аудитория была у Даниила Андреева, Нуйкина-Клямкина и даже С. Платонова... Ныне
ее наличием могут похвастаться лишь Анн и Серж Голоны.
Мир опустел...
Теперь – куда же?
Не очень-то
похоже, что мы готовы к принятию Третьего Завета, Завета в Истине.
...Но Третий
Завет нуждается не в пророках и не в публицистах. Кстати, и в публике он тоже
не нуждается. Откровению нужен хлеб евхаристии, со-знанию – будничный хлеб
культуры. И если Ветхий завет Всевышний пишет радугой по небесам и вырезает во
плоти, Новый – запечатлевает в душах, то Третий, обращенный к разуму – это
письмена Бога на самой обыкновенной бумаге.
ФРАГМЕНТ
7
ИЗ КНИГИ "ВТОРОЕ ПРИШЕСТВИЕ"
...Кредов: Теперь тебе никуда не уйти от того, чтобы набросать хотя
бы контуры будущей идеологии.
Чернышев: Идеи нельзя выдумать, они либо есть, либо их
нет. У каждой нации, как писали теоретики по национальным вопросам, есть своя
идея. Это то, как Бог мыслит данную нацию. С. Платонов, вслед за Платоном,
воспринимал идеи как некие эйдосы, которые существуют вечно. Их модус
существования гораздо сильнее, чем у нас. Мы, грешные, можем быть с кривым
носом или с прямым, с маленькими или большими ушами, но у каждого человека
имеется своя идея. Если он соответствует ей, он счастлив, удовлетворен, если
нет возможности ей соответствовать, он спивается, становится наркоманом, просто
умирает. Ангел-хранитель ему говорит: ну, вот, ты не соответствуешь своей идее,
я пошел, – и из человека выдергивается жизненный стержень, он становится
жертвой автомобильной катастрофы или насморка.
...Меня
сейчас назойливо преследует образ картины Сальвадора Дали "Предчувствие
гражданской войны". Вовсе не потому, что имею подобное предчувствие.
Напротив, полагаю, что в прежних масштабах такое уже никогда не повторится. Но
ощущается страшнейшее напряжение в обществе. Оно рвется, ждет перемен, но не
может сдвинуться с места, ибо вынут некий соединявший нас духовный стержень.
Конечно, вместо него существовал какой-то диковинный протез до 83 года, но он
позволял, по крайней мере, привести социум в движение как единое целое. Точка
зрения общества могла быть и чаще всего была оскорбительной для людей доброй
воли, для людей духовных. На Западе поражались, как можно дружно осуждать
Сахарова, которого никто не читал, – однако страна действовала как целое.
Теперь
протез выломан, выкрошен, и мы ощущаем эту мертвящую пустоту в душах.
Действительно,
воздух насыщен разрядами грядущей идеологии, – у меня, как и у многих, есть
такое ощущение, – но совершенно непонятно, успеет ли она родиться, и какова она
будет. Не возникнет ли вместо живого, объединяющего начала очередной протез?
Например, из сравнительной истории кризисов, – хотя наш кризис, как и все,
уникален, – известно, что в ситуации стагфляции в экономике, потери ориентиров,
распада правящей элиты типичный выход – это диктатура, которая, как правило, в
экономической сфере осуществляет либерализацию, реформы, но она всегда берет на
вооружение некую наскоро сколоченную фундаменталистскую идеологию. А
фундаментализм – невеселая вещь. Вполне можно себе представить, скажем,
православный фундаментализм в качестве господствующей идеологии, где никакой
свободы слова, слова и гласности и в помине не будет. Потому что с точки зрения
фундаменталистов Русской православной церкви за рубежом, даже отцы Сергий
Булгаков и Павел Флоренский – еретики, а уж про Бердяева и Соловьева говорить
нечего – анафема! Религиозная нетерпимость в царской России доходила до такой
степени, что великий отечественный философ Соловьев важнейшие труды печатал за
рубежом на французском языке, хотя примерно в то же время социал-демократы открыто
публиковали труды с безобразными призывами к свержению существующего строя – и
обходилось.
Мы
рискуем заменить один уродливый протез другим, который нас опять опрокинет в
прошлое, и вместо присягания на верность непонятому и перевранному Марксу будем
догматически присягать, например, Святой Троице, клеймить неомонофизитство
вместо троцкизма, так же не постигая ни умом, ни сердцем, о чем речь. И если
этот протез возникнет, позволит ли он нам осуществить реальную модернизацию –
или мы навеки окажемся на обочине цивилизации?
Идеология,
как и идеал, не берется из воздуха, ее нельзя придумать, изобрести. Она может
быть только органичным, естественным следующим шагом развития всей прежней
русской культуры: и дописьменной, и письменной, и 1000-летия христианства, и
небывало мощного духовного прорыва конца прошлого - начала этого века. Никакой
новоявленный идеолог не сможет, не усвоив все это, не поняв, не пережив, не
овладев материалом русской истории, – взять и, приставив палец ко лбу, что-то
изобрести. Пророки нового откровения вырастают из культуры, а ярчайшая вспышка
пророчества была в нашей культуре на рубеже веков. Но потом все это было
уничтожено, и остались только лоскутки в репрессированной литературе и
угасающее русское зарубежье. Видимо, то, что придет, придет оттуда, из этого
громадного неосвоенного материала.
Не
загадывая, когда, в каком виде и кем нам будет явлена идеология, берусь указать
на два из ее "источников и составных частей". Самосознание так
называемой русской религиозной идеи оборвалось на идее третьего откровения,
третьего завета, которую тогдашняя православная церковь сочла крамольной.
Первое откровение позволило увидеть смысл истории в завоевании и освоении
богоизбранным народом земли обетованной – земного рая, "где течет молоко и
мед". Но оставались без ответа трагические вопросы о смысле
индивидуального смертного существования, о справедливости мира, в котором
сплошь и рядом страдают праведники и блаженствуют злодеи.
Второе
откровение вывело за грань земного и открыло чарующую перспективу победы над
смертью, воскрешения не только духа, но и плоти человеческой, указало путь к
индивидуальному спасению. Но его апостолы и пророки не ставили в полном объеме
вопроса о смысле истории, движения общества в целом, в них отсутствовала своя
антропология, своя точка зрения на общественную деятельность. Именно этот
вакуум заполнили разнообразные социальные и политические течения. Громадная
сила марксизма как раз в том, что он говорил о сознательном построении некоего
гуманного царства на земле. Новое, третье откровение, народным глашатаем
которого стал Николай Федоров, состоит в том, что люди собственными руками
осуществят воскрешение человечества, всех предыдущих поколений не только в
духе, но и во плоти. Они соберут прах предков и создадут некое новое
человечество, где все поколения будут сосуществовать, не умирая. Но утопия
Федорова, философские абстракции Соловьева, Бердяева и Мережковского оставались
не связанными с конкретной повседневностью. Федоров вообще предлагал бросить
все дела и сей же момент, забыв про распри, войны и политические проблемы,
заняться химическими и биологическими изысками, могущими изловить из вселенной
частицы праха предков и начать их воскрешать. По-видимому, новая идеология
должна, объясняя историю как богочеловеческое действо, направленное на
воскрешение духа и плоти, указывать, на каком месте этой великой исторической
оси мы находимся.
Какое
отношение к этому имеют хозрасчет, фермерство и так далее? Что из творимого
группой "Союз" греховно и что богочеловечно? Что направлено на
воскрешение, победу над смертью, и что нет? Тут никак не обойтись без некой
глубинной сути, запрятанной в ныне ненавистной нам оболочке марксизма. А Маркс,
как напоминает С. Платонов, весьма конструктивно указывал: от светлого будущего
отделяют нас вполне материальные слои отчуждения, формы собственности, пласты
человеческих несвобод, и мы можем идти вперед, только снимая послойно эти
несвободы. По-видимому, идеология грядущего находится на стыке нескольких
сущностей, из которых двумя важнейшими, особенно в нашем историческом случае,
являются русская философия третьего откровения, богочеловеческого действия,
воскрешения духа и плоти и – некая духовная, интеллектуальная и практическая
традиция, идущая от экономической философии раннего Маркса. Традиция, состоящая
в том, что люди здесь, на этом свете, своими руками должны осуществлять нечто,
придающее смысл их истории, уметь нарисовать перспективу из конкретных этапов,
возможно, рассчитанных по пятилетиям и десятилетиям. Каждый шаг ведомого такой
идеологией общества должен, с одной стороны, быть связан с глубинными вопросами
человеческого бытия, а с другой, как это ни непривычно звучит, выражаться в
приземленных практических понятиях. Нам предстоит осознать себя, отчетливо
увидеть в контексте отечественной и мировой истории. Возможно, этот момент
больше никогда не повторится, и в будущем наши мыслители будут заниматься
конкретной разработкой только предстоящего, близлежащего слоя истории. Но до
этого будущего еще надо дожить.
Чешуйки, осколки,
астральные блики бытийных форм складываются в многомерное мозаичное зеркало
"таблицы". И этот волшебный перископ позволяет заглянуть в историческое
зазеркалье, в универсум за-исторических времен и миров.
Конечно,
сама по себе "таблица" дает лишь намек, пустую ячейку, содержание
которой угадывается в дробящемся отражении симметрий и аналогий. Но получив эту формальную подсказку, мы
можем затем обратиться за ее истолкованием к реальности.
Если
говорить о формах деятельности, то можно указать, по меньшей мере, три сферы
реальности, в которых таятся живые черты утерянного прошлого и невообразимо
далекого будущего.
1.
В каждом жизнеспособном обществе в тени господствующих форм деятельности
существуют – явно или скрыто – все иные (восходящие и нисходящие) в оболочке
различных укладов. Этому утверждению можно придать статус принципа
полноукладности. К примеру, несколько десятилетий назад социологи
обнаружили, что наиболее архаичные формы социальности, в поисках которых
этнографы забирались в дебри Амазонии и Суматры, процветают буквально у них под
окном – в различных возрастных группах детей, играющих во дворе. В свою
очередь, царствующая ныне форма финансового капитала насчитывает несколько
тысячелетий своей истории.
2. Рядом с первичной реальностью
существует "вторичный мир" художественного творчества, и устройство
этой второй реальности (о ней речь впереди) таково, что в ней можно найти
полнокровные образы прошлого и будущего, – надо только знать, что именно
искать. Ведь в отсутствие критериев поиска речь на незнакомом языке сливается
для нас в бессвязный младенческий лепет или журчание ручья.
3.
Каждый человек представляет из себя "живую формацию", лестницу форм.
Луч внутреннего света позволяет увидеть лишь несколько ступенек, а все, что
ниже и выше, скрыто за плотными ширмами под- и сверхсознания. Но иногда это
световое поле расширяется, выхватывая из тьмы ослепительные миры...
Вооружившись
такими (более чем сомнительными) советами и ориентирами, мы отправляемся в
небывалое путешествие "туда - не знаю куда".
* * *
По
завершении Истории человек принимает в себя, – а значит, сбрасывает с себя, –
все формы zoon politikon и toolmaking animal. Общественное пространство между
человеком и человеком оказывается абсолютно пустым, свободным от любых форм
социального отчуждения. Трудно представить себе: сняты, исчезли любые формы
производства, формы общения, формы сознания. Наступает великое молчание. Это
больше чем полное взаимопонимание, чем телепатия, чем любая форма духовного
единства – речь идет об абсолютном тождестве каждого человека каждому другому
человеку и Человеку вообще. Человек отныне и навеки, обретая Знание, теряет
со-знание. Это обморок, летаргический сон, коллапс общества. Но не смерть
Человека, – напротив, начало подлинной внутренней жизни.
Не
стоит пытаться вообразить себе такое в нынешних кроманьонских формах
телесности. Художественным образом, отвлекающим от бесплодных гаданий на эту
тему, может послужить живой и мыслящий океан Солярис у Лема, или
планета-сверхиндивид в повести Стругацких "Малыш". Близким и понятным
прообразом – мудрец, практикующий дзенское "сидение", пустынник или
аскет, восходящий по ступеням раджа-йоги.
Бессмысленно
теребить его за плечо, требовать отчета, пытаться вовлечь в наши ущербные формы
социальности. Когда окукливание таинственной личинки сверхцивилизации
произошло, бессмысленно посылать ей радиосигналы, в которых закодирована
теорема Пифагора, бомбардировать зондами, украшенными пластиной с изображением
атома углерода.
Бытие
Человека, сбросившего цепи социального отчуждения, бесконечно далеко от
идиллии, грезившейся утопистам.
"Нельзя
социально победить того основного трагического конфликта, что человек есть
духовное существо, заключающее в себе устремленность к бесконечности и вечности
и поставленное в ограниченные условия существования в этом мире. Страдания от
смерти, страдания от любви, ... страдания от загадочности жизни, непонятности
собственной судьбы, ... от страхов перед жизнью и смертью, от бессмысленных
случаев, ... от меланхолического темперамента и мн. др. – неустранимы никаким
социальным строем. Когда социальный вопрос будет решен и все люди поставлены в
условия достойного существования, когда не будет страданий от необеспеченного
положения, голода, холода, невежества, болезней, несправедливостей, тогда,
именно тогда усилится чувство и сознание непреодолимого трагизма жизни, тогда
не избранных только, а многих охватит духовная тоска.
Социальная
борьба со страданием отвечает на тему о страдании вообще, а не о страдании
конкретных существ." ( Н.Бердяев)16
Остается
лишь напомнить, что формы деятельности универсума &2, взятые в
отношении к соответствующим формам материала, интерпретируются как "экзистенциальные", а взятые в
отношении к соответствующим формам идеала, – как "формы откровения".
Экзистенциальное
"время" миров Дзен и социальное время Истории имеют разную природу и
несопоставимы напрямую. Но если представить себе некую идеализированную
абстракцию "человечества", плавно и безостановочно восходящего по
лестнице форм деятельности, то по количеству и разнообразию форм-ступеней
универсум &2 миров Дзен эквивалентен всему универсуму &1 исторических форм деятельности: каждый
содержит по 27 эталонных формаций. Без преувеличения, Медитация содержит в себе
целую Историю.
"Схлопыванием"
исторического времени отмечено наступление эпохи Дзен, а конец ее – треском
скорлупы сверхцивилизации, завершившей снятие экзистенциальных слоев
самоотчуждения и обращающей активность вовне. Масштабы этих надысторических
катаклизмов таковы, что убогий арсенал аналогий с "личинками, куколками и
бабочками" разумнее вовсе не извлекать на свет.
Напомним,
что формы деятельности универсума &3, взятые в отношении к
соответствующим формам материала, интерпретируются как "трансперсональные", а взятые в
отношении к соответствующим формам идеала, – как "формы творчества".
Наверное,
русская мысль училась боготворить творчество у Шеллинга. Не ведаю (по темноте
своей), читал ли Гоголь Шеллинга, но вот что говорит у него "живая
душа" Костанжогло:
"Да
для меня праздник, если плотник хорошо владеет топором; я два часа готов пред
ним простоять; так веселит меня его работа. А если видишь еще, с какой целью
все это творится, как вокруг тебя все множится да множится, принося плоды да
доход... Да я и рассказать вам не могу, какое удовольствие. И не потому, что
растут деньги, – деньги деньгами, – но потому, что все это – дело рук твоих;
потому что видишь, как ты всему причина и творец всего, и от тебя, как от
какого-нибудь мага, сыпется изобилие и добро на все. Да где вы найдете мне
равное наслаждение?.. Да в целом мире не сыщете вы подобного наслажденья! Здесь, именно здесь подражает богу человек:
бог представил себе дело творенья, как высшее наслажденье, и требует от
человека также, чтобы он был творцом благоденствия и стройного течения дел."
Тема
творчества – неотъемлемая, важнейшая сторона русской темы, русской мысли
вообще. И она же – очень болезненная, не терпящая прикосновений мимоходом.
Достаточно сравнить непосредственную реакцию Розанова на бердяевский
"Смысл творчества" – с последующей, опосредованной17. Или первое из писем Соловьева Николаю
Федорову (изданных Радловым уже при большевиках) – с последним.
Поэтому
в ходе безумного экскурсионного галопа по музейным помещениям
"таблицы" форм оставим в стороне таинственный зал, где
"творческое" соприкасается с "русским". Оставим – с
надеждой вернуться.
* * *
Когда
в 1986 году мы с В. Криворотовым впервые стали искать родовое имя для
универсума форм деятельности, который здесь обозначен через &3, выбор пал на ненаучное слово
"чародейство".
Поздней
осенью 1991 года на одно из заседаний клуба "Гуманус" Виктор Лега
принес стопку книжек Дж.Р.Р.Толкина "Дерево и лист", изданных
кооперативом "Гнозис" (в то время он работал там главным редактором).
В книжке я обнаружил эссе "О волшебных историях", посвященное стране
Фэери и ее обитателям, именуемым фэерис или эльфами. Предчувствие встречного
откровения возрастало по мере того, как с каждой страницей я убеждался, что
Фэери не менее, а даже более реальна для автора, чем наш мир, именуемый
"Первичным Миром". Наконец, дойдя до семидесятой страницы, я прочел:
"...Для
обозначения особенного могущественного эльфийского мастерства я буду
пользоваться словом "Чары"18
(за отсутствием менее спорного слова). Чары порождают Вторичный Мир, в который
могут войти и создатель, и зритель..."
Предоставим
поэтому слово такому компетентному и непредвзятому свидетелю по делу о Фэери,
каковым является профессор Оксфордского университета Джон Роналд Руэл Толкин.
ФРАГМЕНТ
8
"...Думать
о волшебных историях следует, исходя из природы Фэери – Опасного Края. Я никогда не пытался ни описать, ни
определить, что за ветры играют в этой земле. Это невозможно сделать. Фэери не
вовлечешь в сети слов, ибо одно из основных свойств ее – неописуемость.
...Фэери
принадлежит вся земля, и все, что есть на земле: деревья и птицы, камни и воды,
хлеб и вино – и мы, смертные, чувствующие на себе ее чары.
...Если
мы утверждаем, что фэерис истинны и существуют независимо от наших сказок о них
– это означает всего лишь, что эльфы не менее реальны, чем мы, – а мы, в свою
очередь, не более реальны, чем эльфы. Но наши пути редко пересекаются, наши
судьбы давно разделились, и даже у самых окраин Фэери встреча с ними для нас –
очень странный, диковинный случай.
...Фэери
... живет своими деяниями; среди них – удовлетворение определенных, главных,
изначальных желаний всякого человека."
Толкин
называет два таких главных, изначальных желаний всякого человека:
- осматривать бездны пространства и времени;
- говорить со всем и понимать все, что живет и
движется в мире.
"Вопрос:
"Где скрыто начало чуда и волшебства?" – без сомнения, приведет нас к
самым фундаментальным и вечным вопросам нашего мира.
...В
волшебных историях ясно видны три ипостаси: Мистический лик Сверхъестественного
мира; Магический лик Природы; и лик-Зеркало, смеющийся над людьми и жалеющий
их.
"Искусство" ... - связующее звено между Воображением и конечным его результатом, соучастие в творении мира (я называю этот процесс вторичным творчеством – по отношению к первичному Сотворению мира).
...Я
намерен к прежнему ... значению слова "фантазия", в котором оно есть
синоним "воображения", присоединить добавочное слово
"нереальности", несхожести с Первичным Миром, свободы от постоянно
довлеющего над Первичным Миром господства "фактов".
Фантазия
(в этом значении) кажется мне не низшей, а наоборот, высшей формой Искусства.
Фантазии
присуще, к сожалению, одно весьма важное, но крайне невыгодное свойство – ее
очень трудно осуществить.
Но
"Драмы Фэери" – те представления, которые, согласно древнейшим из
летописей, некогда устраивали для людей эльфы, – могут рождать Фантазию,
обладающую столь неподдельной достоверностью, какую не в силах создать своими
механизмами люди... Если вы участвуете в Драме Фэери – телесно вы пребываете
(или вам кажется, что вы пребываете) внутри Вторичного Мира... Можно сказать,
что, находясь внутри Драмы Фэери, вы находитесь как бы внутри сна, созданного
кем-то другим.
...А
Первичный Мир, наша Реальность, одинаков и для людей, и для эльфов.
Нам нужно
теперь какое-то слово для обозначения этой эльфийской способности вторичного
творчества... Не подходит ... слово "Искусство". Искусство –
человеческая деятельность, которая порождает, конечно же, Вторичную Веру...
(эльфы также владеют искусством подобного рода, кажется, они в нем даже более
сведущи, чем люди, – так утверждают древние хроники).
Поэтому
для обозначения особенного могущественного эльфийского мастерства я буду
пользоваться словом "Чары" (за отсутствием менее спорного слова).
Чары порождают Вторичный Мир, в который могут войти и создатель, и зритель...
К
обретению эльфийской способности творить Чары и устремлена Фантазия, а когда
Фантазия успешна, она приближается к Чарам вплотную, ближе, чем всякое другое
из человеческих искусств. В глубине многих историй, написанных людьми об
эльфах, кроется явное или тайное стремление овладеть искусством вторичного
творчества, которое может оживить мир.
Фантазия
основывается на твердом убеждении, что все вещи мира именно таковы, какими они
явлены под солнцем; Фантазия убеждена в этом – но не подчиняется этому.
...Существует
древнее и самое глубокое из всех желаний: Великий Побег, Избавление от Смерти.
...История
со Счастливой Развязкой есть высшая
форма волшебной истории.
Волшебные
истории не отрицают существования Несчастливой
Развязки, горя и поражения... Но волшебные истории отрицают (наперекор
всему) всеобщее окончательное поражение, и потому они – благая весть, приносящая слабый отблеск запредельной Радости в этот
мир, горький как скорбь.
...Рождение
Христа – это Счастливая Развязка человеческой истории. Воскресение – это Счастливая
Развязка в истории Воплощения... Бог – Единый Господь для людей и для ангелов –
и для эльфов."
Что же может
подсказать "таблица" форм о народе фэерис? Немало.
Фэерис
бессмертны, – по меньшей мере, биологически. Ведь "симметричные" им
бактерии и вирусы не умирают от старости, они лишь раздваиваются или штампуют
собственные копии. Фэерис бесчисленны и разнообразны, – но все они являются
лишь разными проявлениями единого целого. Арена их деятельности – Космос,
Вселенная в целом, и погибнуть они могут только все до единого и одновременно,
в какой-то космической сверхкатастрофе.
По мере
восхождения по лестнице форм универсума &3 фэерис овладевают
молекулярно-генетическим уровнем как своим предметом. "Генная
инженерия", "генетическая память" – смутные намеки на ранние
формы их активности. В конечном итоге доходит дело до овладения и снятия
вещественности как таковой. Материя исчезает (как и предвидел Владимир Ильич,
разоблачая проклятых эмпириомонистов). Точнее, от нее ненадолго остаются чистые
формы времени и пространства. Овладевая ими, фэерис снимают последние барьеры
отчуждения человечества от Бога.
Для фэерис нет
нужды "перестраивать" наш Первичный Мир, копать в нем траншеи и
подправлять ход времени: они свободно творят множественные Вторичные, Третичные
и т.д. миры, повинуясь лишь одному закону: Абсолюту в ипостаси Прекрасного.
Обратимся к
поискам следов фэерис в окружающей действительности по указанным трем азимутам.
1. Толкин прозрачно намекает, что страна Фэери – Опасный Край. Никому в Истории не удавалось и по понятным причинам не удастся доказать в суде, что он побывал в одном из укладов Фэери. Хотя свидетельскими показаниями о чудесах, чародеях, колдунах и оборотнях битком набиты исторические хроники. Ссылки на пресловутую "темноту" изобличают именно темноту. В последние десятилетия эльфов переименовали в гуманоидов, НЛО в изобилии оставляют вполне материальные следы на экранах локаторов, на кино- и видеопленке... Но только вопиющая самонадеянность людей XX столетия в сочетании с праздным любопытством подталкивает их к безнадежным (и опасным) попыткам изловить фэерис или "войти с ними в контакт".
2. О
художественных отражениях Фэери Толкин сказал почти все необходимое. Фэери
посвящено едва ли не большинство произведений искусства всех времен и народов.
В нашем рационалистическом столетии часть соответствующей литературы выделилась
в отдельную ветвь под названием "фантастики". Но литературные границы
Фэери гораздо шире. Конкретизация структуры универсума форм &3
может многое дать для внутренней классификации этого жанра.
3. Универсуму
форм &3 в структуре личности отвечает уровень, получивший в
последнее время название "трансперсонального". Это важнейший источник
представлений о Фэери. Речь о нем пойдет ниже.