ЧАСТЬ 9

ОТ ИДЕОЛОГИИ — К ТЕОРИИ

ТЕЗИСЫ

1

Социализм — новый исторический тип общества, которое не развивается само по себе, по законам социальной природы, а сознательно культивируется, строится на научной основе. В этом его главное преимущество, но в этом же — главное уязвимое место, поскольку опора на научную основу влечет за собой зависимость от степени ее разработанности.

Это означает, в частности, что любой перестройке, не говоря уже о крутом переломе в общественном развитии социализма, с необходимостью должен предшествовать крупный качественный сдвиг в сфере теории.

Поразительно то, что наша теория, которая должна играть роль точного компаса, мощной производительной силы, грозного оружия, — вообще не предвидела предстоящего перелома в общественном развитии. Хуже того: подойдя вплотную к его границе вместе со всем обществом, теория по-прежнему «в упор не видит» нового качества развития, не может внятно сформулировать его суть.

Во всем обществе, не говоря уже о руководящем эшелоне, широко распространено понимание не просто нехватки, а практически полного отсутствия крупных, смелых идей, адекватных ощущаемому всеми масштабу проблем, масштабу исторического вызова, с которым столкнулось мировое коммунистическое движение.

Съезд продемонстрировал нашу решимость принять этот вызов, нашу нравственную готовность к крутому перелому, — но одновременно он продемонстрировал, к сожалению, сохраняющийся глубокий дефицит в сфере теории, отсутствие конструктивных идей, отвечающих масштабу поставленных временем задач.

На пути нашего общественного развития как бы установлен знак: «Осторожно, опасный участок!», а мы, не имея, по существу, ясного понимания характера этого участка и природы опасности, не только не можем сбавить скорость, но, напротив, — объективно вынуждены ее резко увеличивать.

Безопасность нашей страны оказывается под угрозой, масштабы которой беспрецедентны.

Как было подчеркнуто советской стороной в Женеве, для сохранения мира жизненно необходимо, чтобы с обеих сторон практическая политика базировалась не на застывших схемах и догмах, а на четком понимании исторических реальностей.

Сегодня мы располагаем огромным и пополняющимся с каждым днем массивом данных о качественно новых процессах и явлениях, о глубоких сдвигах во всех сферах мирового социально-экономического развития. Но эти данные совершенно не вписываются в те застывшие схемы, которые предлагают общественные науки. Проблема в том, что эти схемы тормозят принятие неотложных политических решений, блокируют осознание нами исторических реалий, продуцируют своеобразную «слепоту» по отношению ко всему качественно новому. Однако общественные науки настаивают на неприкосновенности своих схем, ссылаясь на авторитет марксистско-ленинского учения, которое они монопольно представляют.

Таким образом, мало того, что общественные науки сами не выдвигают никаких новых идей, они к тому же блокируют формирование нового политического мышления, основанного на осмыслении новых реальностей общественного развития.

В этих условиях необходимо, устранив подобное обременительное посредничество, обратиться прямо к арсеналу подлинных идей основоположников марксизма-ленинизма.

Истина, при всей ее кажущейся парадоксальности, состоит в том, что освоение глубинных пластов теоретического наследия Маркса только еще предстоит совершить.

Существует важнейший раздел этого наследия, овладение которым имеет ключевое значение для судеб мирового коммунистического движения в нынешний переломный момент исторического развития. От успеха или же неудачи в деле его превращения в производительную силу зависит выполнение коммунистами своей миссии по спасению человечества от угрозы ядерного самоуничтожения; от этого же целиком зависит сама возможность достижения странами реального социализма наивысшего мирового уровня производительности общественного труда.

Ирония истории, ее объективный парадокс состоит в том, что ныне весь этот раздел учения Маркса прочно забыт; само его существование как для современных марксистов, так и для их идейных противников является, по-видимому, абсолютно неизвестным.

Безотлагательное возвращение созданного гением Маркса мощного духовного оружия его законным наследникам, овладение им, его обновление — вопрос жизни и смерти для современного коммунистического движения.

2

Противопоставление идеологии и строгой научной теории не является изобретением буржуазной пропаганды. Оно принадлежит Марксу и Энгельсу и образует стержневую линию их работы «Немецкая идеология». Теория строит объективную картину действительности. Идеология оценивает эту действительность с точки зрения того или иного общественного идеала или же рисует утопию, воплощающую этот идеал. Там, где начинается идеология, наука кончается. Так было всегда, во всей предшествующей истории духовной культуры.

Однако Ленин определил учение К. Маркса как уникальную целостность качественно нового типа: научную идеологию. Таким образом, в этом учении можно выделить как минимум две его составные части: коммунистическую теорию и идеологию. Что же объединяет вместе эти две ранее абсолютно несовместимые сущности, сплавляет их в «единый кусок стали»? Этим диалектическим посредником, сердцевиной учения К. Маркса служит основанное на материалистическом понимании истории учение о революционной миссии пролетариата. Именно благодаря такому опосредованию теоретический, объективный взгляд на будущее развитие общества, не теряя своей объективности, становится партийным взглядом с точки зрения вполне определенного общественного идеала, — в то время как сам этот идеал совлекается с небес утопии и обретает теоретически обоснованный путь и материальную силу для своего воплощения.

Но можно ли говорить здесь о трех, а не о двух частях учения Маркса? Разве коммунистическая теория, о которой идет речь, и Марксово материалистическое понимание истории — не одно и то же?

Нет. Речь идет о двух различных теориях, о теориях двух абсолютно различных типов исторического развития, более того — прямо противоположных его типов. Связь между ними, конечно, существует, но она может быть установлена лишь в рамках более широкого целого, объемлющего обе эти теории и диалектически снимающего противоречие между ними.

Так называемое «материалистическое понимание истории» является, по более точному выражению самого Маркса, лишь материалистическим пониманием «предыстории», теорией возникновения, развития и смены исторически конкретных форм частной собственности вплоть до высшей и последней — капитала.

Коммунистическая же теория, в отличие от этого, имеет совершенно иной характер, который с гениальной краткостью определен в «Манифесте»: «...КОММУНИСТЫ МОГУТ ВЫРАЗИТЬ СВОЮ ТЕОРИЮ ОД НИМ ПОЛОЖЕНИЕМ: УНИЧТОЖЕНИЕ ЧАСТНОЙ СОБСТВЕННОСТИ».

Именно эта теория, эта важнейшая часть наследия К. Маркса оказалась целиком утеряна современным коммунистическим движением, и подступы к ней наглухо заблокированы предрассудками и некритическими представлениями.

3

Принято считать, что частная собственность в странах реального социализма уже окончательно уничтожена. На самом деле, по Марксу, верно обратное: к ее подлинному уничтожению еще даже не приступали.

Свержение власти буржуазии и ее захват пролетариатом, как разъясняет «Манифест», еще не несет в себе ничего собственно коммунистического. Это лишь упразднение частной собственности в отличие от «действительного коммунистического действия» (К. Маркс), то есть уничтожения частной собственности, «овладения» ею, «обобществления на деле» (Ленин), для которого первое упразднение только создает предпосылку. Частная собственность есть конкретная совокупность всех производственных отношений общества, и ее уничтожение — исторически длительная, позитивная деятельность, имеющая объективную, весьма сложную структуру. Эту структуру невозможно нащупать эмпирически, с самого начала здесь необходима опора на Марксову теорию уничтожения частной собственности.

В отсутствие опоры на указанную теорию коммунистическое строительство как положительная деятельность оказалось начисто лишенным теоретической основы, обреченным развиваться «эмпирически, весьма нерациональным способом проб и ошибок» (Ю. В. Андропов). Оно понималось не как длительное закономерное развитие, структура и этапы которого целиком обусловлены структурой снимаемой, уничтожаемой частной собственности, а как волюнтаристское движение в светлую пустоту, строительство на ровном месте.

Современные общественные науки, пытающиеся возвести свое здание исключительно на фундаменте «материалистического понимания истории» (то есть теории развития предысторического, докоммунистического типа), так же неприложимы к современным практическим задачам, как палеонтология — к автомобилестроению. По существу, после Ленина в науку о строительстве коммунистического общества не было добавлено ни строчки.

Положения об «уничтожении частной собственности», «уничтожении производственных отношений» имеют простой, осязаемый смысл. Уничтожить то или иное производственное отношение означает заменить отношение между людьми в процессе производства отношением между неодушевленными элементами производительных сил. Такое «погружение» в производительные силы одного слоя производственных отношений за другим означает, с одной стороны, постепенное вытеснение людей из сферы производства, а с другой — качественное преобразование производительных сил, их превращение в своего рода искусственную природу, автономно, без участия человека в производстве обеспечивающую удовлетворение всех его материальных потребностей.

Уничтожение производственных отношений вовсе не означает уничтожения всякой деятельности во имя основания царства бездельников, — напротив, это есть превращение деятельности в подлинно человеческую, поскольку уничтожение производственных отношений только и открывает простор для отношений человеческих. Известная со времен Сократа совместная деятельность по постижению Истины, утверждению Блага, сотворению Прекрасного — это воистину «дьявольски серьезное дело» (Маркс), но это не есть производство.

В этом высокий гуманистический смысл борьбы коммунистов. Коммунизм, по Марксу, есть царство осознанной необходимости, эпоха, опосредующая царство естественной необходимости — человеческую предысторию, и царство свободы — эпоху Гуманизма.

В коммунистической теории речь идет о качественно новом типе, механизме общественного развития, в рамках которого объективные закономерности развития реализуются совсем не так, как в рамках «предыстории», — не сами по себе, через диалектику развития производительных сил и производственных отношений, а только через деятельность познающего эти законы, обладающего самосознанием субъекта. Не для красного словца Ленин писал о главной заслуге Маркса и Энгельса, состоящей в том, что «они научили рабочий класс самопознанию и самосознанию и на место мечтаний поставили науку».

Основы коммунистической теории, то есть теории уничтожения частной собственности, заложили младогегельянцы. Заслуга ее дальнейшего развития в цикле работ 1843—1848 годов принадлежит исключительно Марксу и Энгельсу. Материалистическое понимание предыстории лишь обосновывает неизбежность перехода к новому, коммунистическому типу развития, но на границе двух типов развития оно слагает свои полномочия.

В центре коммунистической теории стоят категории самосознающего субъекта и его общественно-исторической практики.

Правящая партия — субъект нового, коммунистического типа развития — даже имея все необходимые экономические, политические и социальные предпосылки, не сможет двинуть общество по социалистическому пути, не сможет сделать даже самого первого шага, не овладев предварительно коммунистической теорией, теорией уничтожения частной собственности. Это утверждение — не просто риторический оборот, оно имеет статус закона. Таков закон новой исторической эпохи, в которой общественное развитие совершается только через сознательную деятельность субъекта на основе познанной им объективной необходимости.

На первый взгляд кажется непонятным, как могло возникнуть и существовать такое фундаментальное непонимание Марксовой коммунистической теории. На деле можно показать, что это произошло закономерно. Достаточно вспомнить здесь ленинский афоризм из «Философских тетрадей»: «Нельзя вполне понять «Капитала» Маркса и в особенности его 1 главы, не проштудировав и не поняв всей логики Гегеля. Следовательно, никто из марксистов не понял Маркса 1/2 века спустя!!»

4

В отличие от коммунистической теории идеология марксизма содержит систему идеалов и принципов, которые должны быть (но могут и не быть) воплощены в здании нового общества, шаг за шагом возникающем в ходе демонтажа и реконструкции здания частной собственности. В центре этой системы — принцип социальной справедливости и его высшее коммунистическое воплощение: «Каждый — по способностям, каждому — по потребностям» (Маркс).

Современный «научный коммунизм», который многими ошибочно рассматривается как коммунистическая теория, на самом деле (в его части, касающейся деятельности уже победившего пролетариата) целиком относится к сфере идеологии, и слово «научный» в его названии не должно вводить в заблуждение.

Можно показать, что во всей системе современных «общественных наук» нет ничего, имеющего хотя бы отдаленное отношение к Марксовой теории уничтожения частной собственности, то есть подлинной коммунистической теории. Упреки в адрес общественных наук в том, что они плохо выполняют роль коммунистической теории, указующей путь практике, отражают непонимание их природы: они по своей сути вовсе не приспособлены и не могут иметь отношение к выполнению этой функции, хотя, как и всякая идеология, притязают на нее из лучших побуждений.

Идеология, которая подвизается в несвойственной ей роли теории, то есть берется объяснять и предсказывать, неизбежно порождает фантастические представления о современном мире — и что самое опасное и печальное — творит идеологические мифы о нас самих.

5

В свете сказанного особую остроту приобретает вопрос о характере того этапа общественного развития, на котором находится наше общество.

Вызывающая столько дебатов промежуточная фаза коммунизма, которая опосредует его первую и высшую фазы, действительно существует. Для Маркса это было очевидной истиной, иначе он назвал бы «высшую фазу» просто «второй». Диалектика вообще не допускает двухфазных процессов развития. И в конце концов, в «Экономическо-философских рукописях 1844 гг.» Маркс подробно, не оставляющим сомнения образом характеризует каждую из этих трех фаз.

К нашим сегодняшним проблемам это, однако, не имеет никакого отношения, поскольку мы еще не вошли даже в первую фазу коммунизма.

После ниспровержения власти буржуазии первая в мире страна диктатуры пролетариата не имеет возможности непосредственно перейти к новому, социалистическому типу развития, поскольку предмет деятельности — то, чем должен овладевать возникший субъект общественного развития, то есть совокупность производительных сил и производственных отношений, — недостаточно развита, а частично уничтожена в ходе борьбы за власть. С этим связана объективная необходимость в длительном переходном периоде, в ходе которого совокупность отношений частной собственности не только не уничтожается, но напротив, развивается вместе с развитием производительных сил, правда, оставаясь при этом в рамках и под общим контролем диктатуры пролетариата.

На протяжении переходного периода производственные отношения совершенствуют и развивают, в то время как с момента вступления в первую фазу коммунистической эпохи их будут последовательно, шаг за шагом уничтожать. Так, в соответствии с буквой и духом «Манифеста», с ними и надлежит поступать, ибо они образуют ткань уничтожаемой частной собственности, ибо по завершении коммунистической эпохи должна возникнуть ассоциация, в которой «свободное развитие каждого есть условие свободного развития всех» и в которой людей не связывают между собой, помимо человеческих, никакие иные отношения.

На одном из внутренних этапов сверхзатянувшегося переходного периода наша страна находится сегодня. Десятилетия мы стоим перед границей, отделяющей подлинный социализм от «социализма в известном смысле» (Ленин), не в силах преодолеть ее без опоры на коммунистическую теорию. Истина сурова, но она такова.

Революция 1917 года была величайшим событием во всей предшествующей мировой истории, поскольку ознаменовала собой начало перехода от «предысторического» к качественно новому, коммунистическому типу общественного развития. Однако завершение переходного периода, переход к «действительному коммунистическому действию», подлинное вступление в первую — социалистическую — фазу коммунизма станет этапом не менее значимым и неизмеримо более сложным.

Коммунизм, по Марксу, — не способ производства, а целая историческая эпоха, сопоставимая не с капитализмом, а со всей завершаемой им эпохой предыстории. Каждая из трех фаз эпохи коммунизма, в свою очередь, включает в себя три способа производства — таков ее подлинный исторический масштаб. Войти в эту эпоху, в коммунистический тип развития, можно единственным образом: сознательно превратив в производительную силу общества коммунистическую теорию, Марксову теорию уничтожения частной собственности. А такое превращение теории означает не писание пухлых томов, а развертывание мощного человеко-машинного комплекса, в рамках которого понятийные структуры теории будут функционировать как часть специальных средств разработки программ общественного развития.

Такова высота порога, в который в действительности упирается развитие нашей страны и о котором формула двадцатилетней давности о «переходе от экстенсивного к интенсивному развитию» не дает никакого представления.

6

Подлинное освоение Марксовой теории частной собственности влечет за собой не менее революционный переворот в устоявшихся взглядах на современное западное общество.

Вся совокупность данных о различных сторонах развития противостоящей нам общественной системы, которыми мы сегодня располагаем, о качественно новых явлениях в ее экономике, о структуре и функционировании центров власти, о глубоких сдвигах в сфере идеологии и т. п. — все это абсолютно не вписывается в схемы, предлагаемые обществоведами, и вынуждает сделать практически неизбежный вывод о том, что уже на протяжении десятилетий, с начала 30-х годов, перед нами не капитализм (пусть даже «государственно-монополистический»), а качественно иное образование, имеющее другую социальную природу.

Возможно строгое теоретическое обоснование этого тезиса, основанное на подлинных взглядах и работах Маркса и Ленина, до сих пор не входивших в научный обиход, и на их методологии.

Принятие данного вывода и всех его неизбежных следствий повлечет за собой глубокие, революционные сдвиги в деле обеспечения безопасности мировой социалистической системы, во всей сфере не только внешней, но и (не в меньшей степени) внутренней политики[28].

7

Представление о том, что противостоящая нам общественная система все еще является государственно-монополистическим капитализмом, постоянно некритически воспроизводится представителями наших общественных наук. Однако, оно не имеет никакого отношения ни к Марксу, ни к Ленину и более того — прямо противоречит всем ленинским оценкам.

Анализ, следующий подлинным взглядам Маркса на природу частной собственности, опирающийся на ленинскую теорию многоукладности и теорию победы социализма первоначально в одной стране, показывает, что капитализм в развитых странах в целом перестал существовать после «великого экономического кризиса» 1929—1933 годов, то есть уже в первые полтора десятилетия после Октябрьской революции. Противостоящее нам сегодня эксплуататорское общество является сложным многоукладным социальным организмом, в котором развитый капиталистический уклад продолжает существовать, но уже не является при этом господствующим. Уклад, который господствует сегодня над капиталом (и над всеми прочими, включая государство) — финансовая элита, которая, реализуя научное понимание части объективных закономерностей общественного развития, используя развитые методы и средства планового руководства, опираясь при необходимости на механизмы тайной власти, шаг за шагом ограничивает сферу «анархии общественного производства» и постепенно овладевает системой общественных отношений, преобразуя их в интересах правящего меньшинства.

Этот уклад естественно назвать элитаристическим. Элитаризм является (как это можно доказать с помощью теоретических средств, завещанных Марксом и Лениным) неизбежной «тенью» коммунизма на всем протяжении коммунистической эпохи. Его появление в наиболее развитых капиталистических странах было закономерно обусловлено победой российского пролетариата и осуществилось в различных формах (от Рузвельтовской до фашистской) в условиях великого экономического кризиса.

Экономическая суть элитаризма, — как бы это ни казалось парадоксальным, — та же, что и коммунизма; уничтожение частной собственности. Но если социализм и коммунизм — это переход от частной собственности к общественной, к собственности всего общества, то элитаризм — переход от частной собственности к корпоративно-элитаристической.

Первоначально элита возникает из объединения — диктуемого жесткой внешней необходимостью — крупнейших представителей финансового капитала. Посредством государства она монополизирует высшие формы деятельности банковского капитала, начинает осуществлять плановое управление инвестиционным циклом в масштабе всей страны.

При таком переходе члены правящей группировки шаг за шагом теряют качество капиталистов, меняют форму деятельности, прекращают в определенных сферах экономики конкурентную борьбу друг с другом, Правящая группировка — элита — постепенно становится единым и единственным, совокупным собственником всех производительных сил, принадлежавших ранее классу капиталистов, но управлявшихся каждым из них порознь, частным образом.

Поскольку форма присвоения общественных производительных сил по мере развития элитаризма перестает быть частной — основное противоречие капитализма уже не является неразрешимым, и шаг за шагом осуществляется его снятие. Для элитаризма характерно немало глубоких экономических и иных противоречий, однако он, как и социализм, обладает механизмом их сознательного выявления и планомерного разрешения. Это уже не «этапы общего кризиса», а объективные противоречия последовательных стадий развития. Поэтому совершенно правильный тезис о «неизбежности гибели капитализма» не имеет к современному элитаризму никакого отношения. Наблюдаемые в последнее время спады и подъемы производства в странах Запада в большинстве своем отражают не столько стихию кризисов, сколько сознательно осуществляемые, запланированные качественные и структурные сдвиги в экономике.

Экономическое могущество элитаризма основано на эксплуатации «третьего мира», а также — в меньшей степени — трудящихся собственных стран[29]. Однако по мере развития элитаризма эксплуатация в форме наемного труда уступает место другим, в том числе неофеодальным и неорабовладельческим формам, происходит быстрое расслоение трудящихся масс и потеря ими качества пролетариата, а также прямое вытеснение из сферы производства и маргинализация.

Таким образом, в условиях элитаризма социалистическая революция — в мирной или же немирной форме — необратимо теряет «классическую» экономическую основу и социальную движущую силу, и без мощного воздействия извне, со стороны социалистической системы и «третьего мира», становится все менее возможной[30].

8

Современная экономика элитаризма характеризуется наличием огромного избыточного капитала. Для того чтобы сохранять себя в качестве капитала, он должен постоянно находиться в процессе расширенного воспроизводства (в рамках инвестиционного цикла).

Специально организованным резервуаром для сохранения и воспроизводства этого избыточного капитала служит так называемый военно-промышленный комплекс. Эта обособленная часть, выделившаяся из промышленного капитала, является подчиненным укладом в рамках элитаризма. Хотя верно то, что интересы ВПК являются определяющими по отношению к стратегическим установкам администрации США и других стран элитаризма, сами эти интересы являются определяемыми, подчиненными по отношению к интересам правящей элиты. В этом смысле прав был М. Болдридж, который говорил во время годового собрания АСТЭС в 1985 году: «Поверьте, что ВПК не управляет нашими экономическими отношениями!»

Гонка вооружений «вмонтирована» в современную форму воспроизводства системы производительных сил и производственных отношений элитаризма, и ее приостановка внешними, внеэкономическими средствами повлекла бы катастрофические экономические последствия для экономики Запада. Поэтому любые реальные меры по ее ограничению должны включать в качестве главного элемента «запасной выход» для избыточного капитала — глубоко продуманную и взвешенную альтернативную форму экономического воспроизводства элитаризма.

Наши предложения по ограничению и сокращению вооружений в их нынешней форме, не оставляющей выхода для ВПК, не просто игнорируют основные интересы правящей элиты, — они грубо противоречат этим интересам. Поэтому они будут отклоняться ею вне зависимости от любых наших уступок в военной и политической сфере.

9

Уже из того, что сказано выше, становится понятным: мы абсолютно превратно представляем себе природу противостоящей нам общественной системы, движущие силы и характер ее развития, возможности и перспективы, мы игнорируем ее подлинные центры власти, адресуясь вместо этого к третьестепенному «административному» укладу, мы не понимаем системы ее подлинных экономических и политических интересов, выдвигая на переговорах заведомо неприемлемые предложения и идя на существенные (для нас) уступки, которые несущественны для партнера; наконец, мы практически не знаем и глубоко недооцениваем идеологию нашего противника. Существует настоятельная необходимость переосмысления всего комплекса проблем обеспечения безопасности в современных условиях.

Однако на самом деле вопрос гораздо глубже. Речь должна идти о переосмыслении основного содержания современной эпохи и основного ее противоречия.

Человечество переживает переломный, переходный период не просто между двумя формациями, а между двумя эпохами своей истории, двумя качественно различными типами общественного развития. Содержание первой эпохи — «предыстории» (Маркс) — становление и развитие частной собственности, включая высшую и последнюю ее форму, капитал. Содержание второй эпохи — сознательное уничтожение частной собственности, в ходе которого общество как бы проходит все формации предыстории «в обратном порядке».

Революция 1917 года послужила исходной точкой переходного периода между эпохами. Однако его важнейший, наиболее сложный и опасный этап только начинается.

Уничтожение частной собственности осуществляется в двух противоположных общественных формах — коммунистической и элитаристической. Главной движущей силой каждой из форм при их возникновении выступают два противоположных класса капиталистического общества — пролетариат и финансовая элита. Борьба коммунистической и элитаристической общественных систем — это качественно новая форма классовой борьбы в наступающей второй эпохе истории. Однако, в отличие от классовой борьбы, которая, при всем ее значении, была лишь формой разрешения противоречия между производительными силами и производственными отношениями, — противоборство коммунистического и эли-таристического субъектов общественного развития является основным противоречием и непосредственным источником развития в новую эпоху.

Коммунизм и элитаризм проходят в своем развитии одни и те же этапы, закономерно обусловленные объективной структурой уничтожаемой частной собственности. Однако в возводимом на ее месте здании нового общества каждая система реализует один из двух противоположных общественных идеалов. Коммунистический, эгалитарный идеал социальной справедливости противостоит элитарному идеалу индивидуалистической свободы.

10

Слово «идеология» мы привыкли произносить с пиететом. Действительно, идеология, когда она базируется на теоретическом основании, то есть является научной — это громадная, мобилизующая, преобразующая сила. Но стоит ей оторваться от этого основания — и она шаг за шагом начинает превращение в свою противоположность.

Для Маркса и Энгельса понятие «идеология» имело негативный смысл, закономерно стояло рядом с понятием «идеализм». Идеализм в практической политике, самогипноз в области пропаганды — это еще не худшие следствия подмены теории идеологией.

Политику коммунистических партий во всем мире объективно объединяет то, что она, как это определено «Манифестом», должна быть направлена на уничтожение частной собственности.

Однако, это единство лежит в сущности их политики. На поверхности явлений, — поскольку структура частной собственности в Чехословакии, Вьетнаме, Анголе, Аргентине, Великобритании, Японии различается глубочайшим образом, — политика каждой партии неизбежно должна быть особенной, не похожей ни на какую иную. Глубина этих объективных различий на самом деле неизмеримо превосходит то худосочное разнообразие, которое ныне служит поводом для разброда и организационной разобщенности.

Идеология, которая пыжится предстать теорией, сначала возводит национальные особенности политики в ранг своих принципов, а следующим ходом провозглашает их законом коммунистической теории. Так производятся на свет «австромарксизмы», «еврокоммунизмы» и сонмы иных «измов».

Новая интеграция международного коммунистического (и шире — рабочего) движения насущно необходима — но она может осуществиться только на основе коммунистической теории, которая ныне утеряна им и которая должна быть ему возвращена.

11

Для спасения человечества от нависшей над ним угрозы самоуничтожения интеграция международного коммунистического движения является необходимым, но недостаточным условием. Нужен конструктивный диалог с самым широким спектром политических сил, прежде всего — с новым массовым демократическим движением на Западе.

Однако, если стороны вступают в контакт только в роли носителей определенной идеологии, тогда возможен лишь один вид «диалога» — идеологическая борьба. Поскольку же какое-то согласие политически необходимо — оно достигается лишь на доидеологическом «общечеловеческом» уровне в его банальном варианте, в вопросе о том, что мир — это хорошо, а война — плохо. Но это абстрактная, чрезвычайно слабая основа для развития контактов, диалога, политических договоренностей и совместных действий.

Подлинной основой для этого должна стать Марксова теория частной собственности, в которой осуществился не имеющий и поныне аналогов синтез двухтысячелетнего развития европейской мысли. Достаточно вспомнить, что одним из источников марксизма служит классическая немецкая философия, различные части которой образуют теоретический фундамент большинства сколько-нибудь значительных политических, общественных, культурных движений современности.

Даже среди тех, кто по различным причинам не полностью приемлет теорию и методологию Маркса, понимание его непреходящего вклада в общечеловеческую культуру имеет широчайшее распространение. Это справедливо в первую очередь для представителей так называемых альтернативных движений, либералов и радикалов, многих клерикальных партий и т. д.

Вступая в диалог в качестве носителей и законных преемников теоретического и культурного наследия Маркса, коммунисты получат беспрецедентные возможности для глубокого воздействия на любого политического партнера, прямой доступ, универсальный ключ к диалогу со всеми основными силами.

Колоссальные резервы, однако, могут быть вскрыты и в сфере идеологической борьбы, как только наша идеология воспользуется своим правом коммунистического первородства, своей возможностью стать первой в истории научной идеологией.

В отсутствие строгого контроля со стороны коммунистической теории днище идеологического судна обрастает массой необязательных «принципов» и случайных «идеалов». Какой же идеал является действительно несовместимым с основополагающим принципом «Каждый — по способностям, каждому—по потребностям», выступает его подлинным отрицанием? Очевидно, элитарный принцип «Каждому — по способностям», тесно связанный с печально известным лозунгом «Каждому — свое». Если будет осознано, что подлинный водораздел в идеологии и в политике проходит по границе между этими двумя принципами — по одну его сторону вместе с коммунистами окажется большинство политических сил, значительное большинство населения Земли.

12

С целью решения сформулированных задач вносится предложение учредить фонд имени Карла Маркса. Фонд может действовать как общественное объединение, существующее на средства от добровольных взносов граждан и организаций, а также собственной социально-культурной и экономической деятельности.

Развертывание деятельности фонда можно представить в виде трех этапов.

На первом этапе фонд провозглашает своей целью систематическое содействие всем формам изучения, пропаганды и популяризации среди советской и мировой общественности целостного научного и культурного наследия К. Маркса, а также его личности, жизни и деятельности. Фонд заключает договоры о создании соответствующих работ с журналистами, учеными, деятелями искусств. Он вносит свои рекомендации в учреждения пропаганды, образования, науки, культуры по вопросам, касающимся преподавания, изучения, отражения в литературе и искусстве, пропаганды и популяризации творческого наследия К. Маркса.

На втором этапе деятельности фонд инициирует создание аналогичных национальных фондов имени Карла Маркса, опирающихся вначале главным образом на коммунистические и социал-демократические партии соответствующих стран; содействует вовлечению в деятельность национальных фондов широкого спектра политических и общественных сил; ведет дело к их объединению в Международный фонд имени Карла Маркса.

На третьем этапе фонд вступает в прямой диалог с широким кругом общественных и политических сил, первоначально — через каналы функционально подобных ему объединений: от фонда имени Ф. Эберта у социал-демократов — до фонда Форда и «Фонда наследия» («Херитидж фаундейшн»).

Все указанные этапы деятельности можно осуществлять как последовательно, так и одновременно — как параллельные направления работы.

14.02—30.05. 1986 г. Москва


 

[28] Комментарий к тезису 6.Данный тезис неизбежно порождает у собеседника ряд недоуменных вопросов. Они могут блокировать восприятие дальнейших тезисов. Целесообразно, предвосхищая эти вопросы, с самого начала сформулировать их в предельно откровенной, даже резкой форме, и предупредить, что по мере изложения на них будут даны исчерпывающие ответы.Вопросы:              — Представление о том, что современное западное общество — уже не капитализм, противоречит общеизвестным фактам. Разве там больше нет капиталистов, эксплуатирующих наемный труд, конкуренции, рынка и т. п.?— Это представление льет воду на мельницу идеологического противника. Разве не то же самое твердят сторонники теорий конвергенции, «технотронного», «постиндустриального» и т. п. общества?— Как можно согласовать это представление с учением марксизма-ленинизма о неизбежности перехода от капитализма к социализму?— Если это и не капитализм, то уж, во всяком случае,— не социализм. Тогда что это? Какая-то новая, «промежуточная» формация?— Какой практически-политический смысл может иметь подобный спор о названии? Не является ли он схоластическим теоретизированием, игрой в дефиниции, подпадающей под принцип: «Назови хоть горшком, только в печку не ставь»?— У нас существует мощная отрасль общественных наук, разветвленная сеть институтов, много академиков и докторов. Почему же они не предвидели заранее такую линию общественного развития?

[29] Можно показать, что этот тезис восходит к Ленину, а не к «теории ультраимпериализма» К. Каутского.

[30] Можно показать, что такое воздействие не будет иметь ничего общего с теорией «экспорта революции» Троцкого.