ПРЕДПРИНИМАТЕЛЬСТВО ПО ТУ СТОРОНУ ДОБРА И ЗЛА

 

Из стенограммы выступления С. Чернышева на шестом заседании
Объединенного семинара Центра корпоративного предпринимательства

20.04.1999

 

1. Китайская точка предпринимательства

 

Передо мной на столе лежат три книги: «Государство» Платона, «Золотой теленок» Ильфа и Петрова, и «Космическая игра» Станислава Грофа, исследователя трансперсональной психологии,  – и все это имеет самое прямое, непосредственное отношение к нашему предмету.

Сегодняшний докладчик – Александр Дмитриевич Волков.

Мы то ныряем в пространство предпринимательских схем, то взлетаем над ним, чтобы понять, что именно мы увидели, как с этим дальше жить и что делать.

Позвольте, пользуясь узурпированным мною правом ведущего, постараться включить собственные и ваши мозги и упомянуть еще об одном аспекте нашего предмета.

Особенно хотелось бы сделать это по контрасту с предыдущим семинаром. Уважаемый коллега и друг Петр Щедровицкий продемонстрировал нам высокий класс искусства понятийного анализа. Даже те, кто с ним давно знаком, каждый раз узнают от него что-нибудь новое. Те из вас, кто продержался до конца, смогли увидеть структуру, историю развития, временной срез, пространственный срез, межкультурный сопоставительный анализ понятия предпринимательства, его глубокую укорененность в человеческом опыте. Может быть, кое-что было не всегда понятно – некоторым не терпелось выяснить, какое это имеет отношение к прагматической деятельности. Убежден и готов убеждать других, что подобного рода рассмотрения необходимы.

Сам я ценитель, но не любитель рационального препарирования понятий; не только не способен на такую глубину понятийного анализа, но и не склонен к подобному обращению с ними. Мне кажется, что предпринимательские схемы – что-то вроде китайской точки на теле общества, нашей культуры. Точное попадание в китайскую точку помимо рационального удовлетворения не может не причинять резкую боль, провоцировать сильную эмоциональную реакцию. Если мы анализируем что-то связанное с предпринимательскими схемами, а эмоциональная реакция отсутствует – значит, мы не попали.

Предпринятый недавно эксперимент с участием третьего курса менеджмента подсказывает, что мы на верном пути: попытки обсуждать уместность и применимость моральных оценок к предпринимательским схемам каждый раз наталкивались на бурную эмоциональную реакцию.

Когда мы затрагивали моральную сторону схем Березовского, в аудитории возникали моменты легкого озверения. Это совершенно не случайно, потому что предпринимательские схемы имеют прямое отношение к жизни и смерти возлюбленного отечества, к происхождению его кризисов, и где-то здесь, совсем рядом с тайнами схем, скрыты ответы на судьбоносные, вечные и, увы,  (как всегда у нас) незаданные вопросы.

 

2. От Корейко к Чубайсу

 

Напомню, что в нашей литературе есть уже опыт морализирования насчет предпринимательских схем. Я имею в виду комбинации Александра Ивановича Корейко, хотя в основном они не чисто предпринимательские, а серые с переходом в криминал.

Многие из вас легко вспомнят технологию получения (и невозвращения) госкредитов, опробованную в артели «Реванш» и позже усовершенствованную в сети кооперативов, присосавшихся к «Геркулесу». Этот стандартный советский механизм первоначального капиталистического накопления в годы перестройки применялся многократно.

Как минимум одна из схем подпольного миллионера могла бы иметь общественно-полезное развитие. На средства, отвлеченные от строительства электростанции в горном ущелье, он создал высокорентабельную систему подготовки, тиражирования и розничной продажи художественных открыток с видами указанного ущелья. Правда, строительство ГЭС оказалось замороженным. Но будь оно закончено в срок, едва ли станция смогла бы себя окупить в те годы. Даже всемогущий комбинатор наших дней Чубайс не может этого добиться. А схема тов. Корейко обеспечила приток средств от частных лиц, которые можно было бы направить на расширение производства товаров народного потребления. Подлинная проблема Александра Ивановича была в том, что он разошелся не с общественной моралью, а с линией партии на преимущественное развитие производств группы «А» в ущерб легкой и пищевой промышленности.

Предпринимательские схемы вообще появились на нашей земле не вчера, они имеют долгую предысторию, о чем можно узнать у историков культуры.

 

3. Пространство оценок

 

Мысль, которую я хотел бы сейчас высказать, сама по себе вас не взволнует. Она звучит абстрактно и вполне академично. Не академичен тот способ, которым я постараюсь к ней продвигаться.

Как вы помните, деятельность предпринимателей относится к сфере, которую Платон обозначал как «государство стражей», в отличие от «государства ремесленников». Это уже метаисторическое царство.

Государство предпринимателей – примитивное, первоначальное, переходное, но уже государство стражей. Стражи не занимаются производством вещей, даже облеченных в модерновую оболочку товара. Стражи занимаются конструированием отношений между производящими ремесленниками, это уже постмодерн. Стражи постепенно продвигаются вглубь пространства, где действуют «невидимые руки» рынка, политики, войны, и замещают фрагменты этих естественным образом возникших, отчужденных игр рукотворными схемами отношений.

Коль скоро это так – нельзя ожидать, что можно просто перенести на предпринимателей систему оценок, которая применялась к товаропроизводителям, мастерам или охотникам. Нельзя хотя бы потому, что в чистом виде предприниматель сам ничего не производит (здесь об этом уже говорилось с оттенком непонятного мне осуждения). Производят ремесленники, отношения между которыми он устаканивает.

Итак – следовало бы ожидать, что в сфере моральных оценок хозяйствующих субъектов, поскольку они применяются теперь к предпринимателям, должен произойти какой-то грандиозный сдвиг, соразмерный началу Метаистории.

Забегая вперед, опять-таки в академическом стиле предыдущего семинара, скажу только одно: для того, чтобы мы могли применять моральные оценки к схемам предпринимателей, нам необходимо построить пространство для этих оценок, на которое можно было бы наложить координатную сетку со всякими «хорошо» и «плохо».

Мы должны сначала увидеть некий универсум, совокупность всех мыслимых схем (и шире – форм деятельности), на котором уже могут быть заданы такие отношения порядка, как «лучше – хуже», «прогрессивный – реакционный», «быть частью – быть целым» и т.д. А пока нам это пространство не предъявлено, мы носимся с ветхозаветными табличками «Добра» и «Зло», понапрасну прикладывая их к опционам, к фьючерсам, тогда как заветы о непожелании осла и вола буксуют на куда более элементарном уровне. Сам по себе банковский кредит не хорош и не плох, он приобретает качества, подлежащие оценке, в зависимости от довольно сложной окружающей его социальной оболочки.

 

4. Где границы поступка?

 

О методологии говорить сегодня больше не буду. Поговорим о неприличных вещах, о вещах скандальных.

Вопрос номер один: что именно подлежит оценке в деятельности человека (например, предпринимателя)? Поступок?

Что такое поступок? Например, два человека поступили один по отношению к другому настолько нетактично, что один в результате продырявил другому живот. Мы рассматриваем данное мероприятие с целью вынести суждение – хорошо это или плохо? Но информации для этого недостаточно. Мы должны понять, частью какой ситуации является дырка в животе. Вот вам пять ситуаций. Первая – драка уголовников. Вторая – необходимая оборона гражданина, который случайно нес с собой купленный в магазине набор столовых ножей, тут на него напали и т.д. Третья – убийцей была жена, убитым был алкоголик-муж, который в течение десяти лет ежедневно приходил, дрался с ней, обижал детей… В состоянии аффекта она его ударила, он умер, она получила три года условно. Четвертая – зверство садиста, который мучает жертву не чтобы убить, а чтобы насладиться видом крови. Пятая – хирургическая операция в больнице.

Теперь рассмотрим последнюю ситуацию, которая, на первый взгляд, однозначно свидетельствует, что дыра в животе – это благо.

Мы с Криворотовым использовали образ хирургической операции при анализе проблематики рыночных реформ в России (загляните в книгу С. Платонова «После коммунизма»). Двое подсматривали за операцией в замочную скважину. Потом один сказал: «Я все понял; самое главное в работе врача – это взрезать больному живот. Теперь я знаю, как лечат людей». Другой сказал: «Я все понял. Главное – наложить маску и дать общий наркоз. Это – центральная часть лечения». Тут пришел хирург. Эти двое подошли к нему и спросили, мол, ты за коммунистов или за демократов, за патриотический наркоз или за либеральное шоковое вскрытие? На что озадаченный хирург тупо посмотрел на них и сказал: «Ребята, я что-то не понимаю. Вообще-то, мы лечим больного. Поэтому если дать ему общий наркоз и ничего не делать, то он, конечно, скончается. Если же не давать ему наркоза и взрезать, он умрет от шока, у него просто вывалятся кишки. А кстати, вы знаете, чем он болен? Вы владеете методами диагностики? Вы умеете использовать современные средства анестезии? У вас есть аппарат искусственного дыхания? А технологии микрохирургии по сшиванию сосудов?»

То есть хирург вопроса не понял. Но мы посмотрим на операцию с другой стороны.

Недостаточно понять, что втыкание ножа в живот было частью хирургической операции. Есть некие более конкретные обстоятельства, которые опять создают ситуацию неоднозначности. Например: операция делалась на основе неверного диагноза. Неверный диагноз мог быть сделан по халатности. (Это, кстати, уже шаг в ситуацию третьего порядка.) Он мог быть сделан как изощренный вариант убийства – и отсюда еще целый спектр возможностей.

Далее. Уже возможны операции без вскрытия (когда делается небольшой прокол, или когда через пищевод либо другой канал вводится крохотный зонд, то есть операция проводится практически без потери крови). Но на подобную операцию, которая возможна не везде и требует импортного оборудования, у больного нет средств (скажем, это пенсионер). А обычная операция ему противопоказана. Лучше уж делать такую, чем никакой? Или это заведомое убийство? Это очень жизненная ситуация. И здесь возникает целый спектр оценок,  выводящих нас далеко за рамки операции: почему нет денег у пенсионера? почему у районной поликлиники нет средств, чтобы купить себе необходимое оборудование и лекарства? почему врач не может заплатить из своего кармана?

Итак, хотя мы сильно конкретизировали исходную картинку, но так и не получили ситуацию, к которой можно приложить однозначную оценку «минус или плюс».

 

5. Творец и выборщик

 

Тут я за неимением времени прыгаю через целый этап рассуждений и предлагаю вам гипотезу, которую мы сегодня доказывать не будем: оценке в координатах «хорошо или плохо» подлежит не тот или иной поступок и не та или иная форма деятельности, а акт выбора или самоопределения. Когда некто, скажем, предприниматель, самоопределяется по отношению к целому набору разных схем или выбирает одну из них, тогда в этом акте выбора, что бы он ни говорил и ни думал, он осуществляет свою свободную волю.

На это тоже можно посмотреть с разных точек зрения. С каких же? Я назову несколько.

Первая. Каждый акт выбора не полностью (а чаще «полностью не») рационален. Модель идеального выбора – это модель буриданова осла. В реальном выборе участвуют такие факторы как жизненный опыт, интуиция, эстетические начала, ночные сновидения, гадания – все, что угодно. Только позднейшие времена принесли такой странный взгляд, согласно которому человек действует рационально и выбирает с помощью калькулятора. На протяжении всего исторического времени, вплоть до самого новейшего, не обходилось без авгуров, гаданий на внутренностях и курения мухоморного порошка.

А если это иррациональный акт, значит, в ситуации выбора соучаствует вся сфера надличностного, трансперсонального, архетипического, наверняка там не обходится без благодати и предопределения…

Вторая. Из чего выбирает человек (скажем, предприниматель)? Для того чтобы он из чего-то выбирал, нужно, чтобы у него был выбор из разных схем, а для этого, как минимум, налицо должны быть эти схемы. Если выбор возникает в связи с тем, что у вас была устоявшаяся привычная деятельность, а потом появилась новая, и вы должны выбирать, остаться ли в старой или перейти в новую – то этому выбору предшествует важнейший факт. Если вы счастливо живете в семье и вдруг чудесным образом вас посещает внезапная любовь, вы вдруг обнаруживаете себя в ситуации выбора. Либо нужно как-то остаться с предыдущей женой, либо отправиться к новой. Не хотелось попадать в ситуацию подобного выбора, но увы... Да, но для того, чтобы она создалась, сначала должна была налететь внезапная любовь, поскольку без этого не было бы ситуации выбора. Чтобы выбрать одну из двух форм деятельности, вторая должна возникнуть. Либо вы ее создаете в акте творения, либо ее создает другой и вам подсовывает. Акт творения не является частью акта выбора, он предшествует ему и порождает его. Поэтому-то акт творения находится по ту сторону Добра и Зла, о чем мы с вами уже говорили.

Предприниматель подлежит нравственной оценке не тогда, когда он изобретает схемы, а тогда, когда он начинает выбирать между одной схемой и другой (неважно, он ли ее изобрел или кто-нибудь другой). Вот с этого момента начинается оценка. Когда он ее изобретает, предприниматель как творец, как создатель, – это точно такой же влюбленный. Он скорее жертва новой схемы, чем злодей, который с ее помощью вскрывает брюшные полости. Поэтому мы оцениваем не предпринимателя-творца, а предпринимателя-выборщика.

С момента появления на свет с новой схемой деятельности могут происходить самые разные вещи, но она сама по себе амбивалентна. Ракета может быть орудием возмездия или средством отправки на орбиту спутника, который обеспечивает мобильную связь. Нечто может появляться из благих соображений и потом легко использоваться во зло – вспомните изобретения отца Кабани из повести Стругацких «Трудно быть богом». Нечто может быть изобретенным как элемент оружия и потом через конверсию превратиться в какой-то бытовой прибор, самый невинный и полезный, это сплошь и рядом происходит. То есть даже намерение творца не играет большого значения, потому что как бы вы ни были намерены сотворить нечто злое – если нет дара творца, ничего не сотворится. И наоборот. Это просто разные этажи личности, разные измерения Бытия. Вообще проблема оценки творчества и его последствий – совершенно отдельная тема, я откладываю ее в сторону.

 

6. Оценка по последствиям?

 

Когда мы оцениваем чей-то выбор схемы действий, мы, скорее, отвечаем вот на какой вопрос. Некто выбрал схему сознательно – у него были другие возможности, другие выборы. Он взял эту. Почему? Дальше начинается пространство оценок. Как оценивать его выбор?

Оценивать можно: а) по последствиям, б) по намерениям. Рассмотрим кратко оба этих способа оценки.

Первое. Если хирург взрезал брюшную полость, а больной помер, тогда мы можем сделать первый тривиальный шаг и сказать – если последствия этого поступка были плохими, значит, он злодей. Понятна вся ущербность этого суждения. Не могу сейчас подробно все это обсуждать, но напоминаю, что пока мы смотрим только на последствия, оставляя в стороне мотивы. Оценивая последствия, вы устанавливаете некую временную рамку – вы же не смотрите, что будет через десять или через сто лет. Когда-то любой больной умрет…

Далее. Больной умер из-за операции. Потом оказалось, что больной был серийным убийцей – он уже убил сто человек и собирался убить еще двести. Он случайно заболел, попал в клинику и хирург, сам не зная того, посредством неудачной операции избавил общество от кошмара.

Или – благодаря чьей-то преступной халатности (я уже цитировал здесь детский стишок: «потому что в кузнице не было гвоздя») сражение было проиграно. Если оценивать ситуацию с той точки зрения, что выигрыш сражения есть благо, а проигрыш – зло, тогда тот, у которого не оказалось гвоздя, безусловно, злодей. Но если мы рассмотрим дальнейшие последствия, расширяя рамки времени и пространства, то увидим, что благодаря поражению общество оказалось перед проблемой самооценки, самосознания и вступило в полосу реформ, которые послужили ко благу. И наоборот, выигранные сражения не раз являлись причинами образования тоталитарных режимов и т.д.

Я просто констатирую: оценивая последствия, вы должны сами установить себе рамки – до какой глубины во времени и в пространстве простирается оценка. Не забывайте также, что как только вы расширяете рамки, в ваше поле зрения попадают события, которые являются последствиями не только оцениваемого выбора, но и многих других.

Итак, сама идея оценки по последствиям весьма сомнительна и в высшей степени зависима от того, что именно выставили в качестве рамок.

 

7. Оценка по мотивам?

 

Далее. Предположим, вы оцениваете не по последствиям, а по мотивам. Это означает, что вы приписываете некоторые мотивы человеку, который осуществил выбор (например, условному Березовскому) и уже исходя из этих мотивов, оцениваете его. Я хочу продемонстрировать это на упрощенных моделях, чтобы опять не встревать в бесконечную дискуссию о том, хорош или плох Борис Абрамыч.

Поступки людей основаны на ошибочных, неполных, иллюзорных представлениях. Комедии ошибок и трагедии ошибок. Моральные оценки часто исходят из неявного предположения, что оцениваемый субъект адекватно представлял себе ситуацию, в которой находился, он точно знал цели, критерии, соотносил цели со средствами, имел параметрическую модель зависимости последствий от поступков и т.д. Но это весьма грубая, примитивная рационализация. Правильнее считать, что в человеческой истории никогда еще не встречались ситуации, сколько-нибудь похожие на подобного сорта оптимизационные модели.

Больше того. Когда вы придумываете за человека его мотивы, вы фактически приписываете ему определенный тип личности. Человек шагнул из открытого окна – он самоубийца, это грех. Здесь неявно связаны два суждения. Первое: он шагнул, вы это видели; второе: самоубийство – это грех. Но между ними нет однозначной связи. Например, выясняется, что человек был двухлетним ребенком, оставленным без присмотра. Или человек был идиотом, имеющим менталитет двухлетнего ребенка. Вы приписали ребенку мотивы взрослого человека.

Мой любимый пример: ребенок стоит в песочнице и с улыбкой пытается разбить железной лопаткой голову другому ребенку из естественного любопытства: вчера он сделал то же самое с куклой, ему интересно, что там внутри. Он не подлежит моральной оценке по целому ряду причин. Но если вы, наблюдая, как один человек с помощью альпенштока пробивает другому череп, предполагаете, что у него тот же мотив, то можете ошибиться. Потому что один из них – агент Коминтерна, а другой – Лев Давыдович Троцкий. Эти личностные типы подпадают под совсем иную систему оценок.

 

8. Подсознательная сознательность

 

Если дальше всматриваться в феномен морали, неизбежно появляются новые вопросы, обсуждать которые здесь нет возможности. Просто напомню об их существовании.

Действие морали связано с некоторой машинкой, которая прячется в глубине каждого из нас. Иногда она сразу включается, иногда нет. Совесть есть, но в сознание попадает не сама совесть, а ее голос, который звучит не всегда. Предположим, вы кого-то обидели десять лет назад и успешно забыли об этом. Потом вам ночью приснилась та давняя ситуация, и вот невозможно заснуть, забыть о своей жестокости. Но человека уже не вернуть, или след его затерялся, а совесть вас мучает. Речь идет о простой, элементарной вещи: сам механизм оценок находится не в сознании, в сознании могут проявляться (или не проявляться) некоторые следствия его работы. Механизм оценок находится в сфере под- или сверхсознательного (не хочу углубляться сейчас в это разделение). Это мощная сфера, которая неподконтрольна рациональному, поэтому, хотите вы или нет, она живет своей жизнью. И когда сознание говорит одно, а подсознание – другое, вы испытываете мощный стресс.

Например, такой стресс испытывают партнеры Сократа по диалогам. Один из моих любимых диалогов Платона – это «Горгий», где вначале Сократ обсуждает с Полом и Горгием, как надо жить, справедлива или несправедлива деятельность политика (в современных терминах – предпринимателя). Как всегда, он задает им вопросы, на которые они должны отвечать только «да» или «нет», и чисто логически приходят к выводам, которые их травмируют, не совпадают с их интуитивной оценкой, противоречат здравому смыслу. Например, получается, что когда некто творит несправедливость, он страдает больше, чем его жертва. Логически это так. В этот момент наступает эмоциональный срыв. Партнеры Сократа бьются в истерике, брызгают слюной и вопят, что да, пусть он доказал, но этого не может быть, они с этим не согласны и т.д.

Механизм оценок поведения вообще внерационален, дорационален, это наследие очень древней истории, он возник еще во времена общества традиции (вспомните материал наших лекций и семинаров). На лекциях мы пытались немного обсудить проблемы внутренних голосов, интуиции. У Сократа был «даймон», который все время нашептывал ему на ухо, что делать. Вспомните цикл анекдотов про ковбоя с внутренним голосом. Коллеги предприниматели помнят все эти анекдоты. Люди, описанные в трудах исследователей первобытного мышления, вообще устроены так, что они ничего не выбирают. В каждый отдельный момент они точно знают, как действовать, не думая о том, знают или нет. А на случай отклонения от рекомендаций внутреннего голоса (или заветов предков) у них вместо народных дружинников, суда и следствия действует механизм «табу». Если человек нарушает табу, он умирает без малейшего внешнего принуждения. Если он нарушил его случайно, не ведая об этом, то живет, но как только ему укажут пальцем на это обстоятельство, он немедленно скончается, без всяких санкций.

 

9. Не пожелай холдинга ближнего

 

Потом, уже во времена общества культуры, механизм этих нравственных оценок был осознан, описан, отрефлексирован. Появились сакральные тексты, скрижали. Если вы посмотрите на содержательную канву этих текстов, то поймете, что при всей важности этого механизма, он, к сожалению, не рассчитан на общество, где существуют институты взаимного кредита, разделения властей и т.д. и т.п. Поэтому ведущиеся в обществе нескончаемые дискуссии по поводу моральной оценки значимых событий и поступков (будь то разгром демонстрантов в Тбилиси или схемы Березовского) никогда ни к чему не приводят. Иногда они приводят к тому, что кого-то сажают в тюрьму, но это следствие отнюдь не эффективности моральных оценок, а, скорее, разборок во властной элите.

Именно потому, что механизмы оценок буксуют, дают сбои, возник тот мучительный кризис, который Дюркгейм анализировал в конце XIX века. Он писал, что общее сознание распалось, целостность общества теперь обеспечивает механизм регламентации, но закон не является адекватной заменой морали, закон сплошь и рядом приходит с ней в противоречие. Общее сознание распалось, и предстоит огромная, кропотливая работа на целую эпоху для того, чтобы восстановить его. Но возобновление общего сознания не означает, что мы полезем обратно на деревья, что опять возродятся институты тотема или табу – это будет совершенно иной тип общества.

Предприниматель совершает крохотный первый шажок в сторону общества, предсказанного Дюркгеймом, корпорации нового типа. Поэтому, безусловно, старые механизмы оценки, которые сидят в нас и работают, не могут способствовать выработке нравственного взгляда на предпринимательские схемы. Нужно нечто совершенно иное.

 

10. По закону, по благодати и по случаю

 

И, наконец, я возвращаюсь к мысли о благодати, о том, что каждый акт выбора включает в себя некое трансцендентное измерение. Выбирая, вы соотноситесь со всей этой внутренней вертикалью феноменов, сил и мотивов, где моральные факторы занимают более чем скромное место. Вы полагаетесь, например, на интуицию. Но есть разные типы интуиции, и не все они ориентированы на Благо, некоторые ориентированы на Истину или Прекрасное.

Внешняя, общественная оценка акта человеческого выбора зависит от модели отношений в треугольнике «Природа – Человек – Бог», которую явно или неявно использует оценивающая инстанция. А она многоэтажна и поливариантна. Укажу для примера только некоторые компоненты.

Есть мир случайностей. Вы мчались на помощь другу на полном ходу, вы превысили скорость и сбили женщину, которая оказалась его возлюбленной. Это случайность. Или это рок, судьба? Вспомните царя Эдипа. Как быть с моральной оценкой ситуации, если модель «Судьбы» и модель «Случайности» порождают абсолютно различные вселенные и альтернативные пространства оценок?

Имеет место колоссальный пласт культуры, связанный с доктриной предопределения и свободы воли. Написано, скажем, человеку на роду быть злодеем. Он и рад бы в каждом отдельном случае выбрать общественно полезную, безопасную, нравственно очищенную схему. Но что бы он ни сделал, высшая сила направляет все последствия выбранных им схем действия ко злу. Из этого никак выпутаться нельзя.

 

11. Шутки Высшего разума

 

Оценка конкретного акта выбора существенно зависит от того, какова наша модель Высшего разума или Творца – что он хочет от нас, от творения? Зачем ставит в ситуацию выбора? На этот счет есть целый ряд откровений и иных трансперсональных опытов, которые в культуре отображаются в те или иные гипотезы по поводу отношений между Творцом и творением (например, Книга Иова в Ветхом завете).

Есть модель, согласно которой Творец, гегелевский Бог (который для него воплощен в Логике) творит мир просто потому, что хочет разобраться в собственном содержании, а для этого решает его объективировать, в отчужденном виде «выбросить вовне». Замысел в том, чтобы человек мог от его имени и по поручению разложить все по полочкам, классифицировать и потом все собрать в правильном порядке.

Есть представление о том, что Творец избыточен. Он просто внутренне кипит, как котел, из-за избытка суперсил, и хочет проявить в акте творения свою энергию. Есть суфийские представления о Боге и человеке, как о паре «Любящий и возлюбленный». За этим – огромный пласт мировой культуры. И, наконец, есть представление о том, что Мировой дух, эта внепространственная и надвременная сила, любит пошутить. Об этом вы можете прочесть у Толкина, в его маленькой книжечке «О волшебных сказках»[1].

Для того чтобы вы ощутили, что может стоять хотя бы за одним из моих намеков, приведу пример того, как шутит Всемирный разум.

Эта история из жизни астронавта Нейла Армстронга была опубликована года два назад. 20 июля 1969 года корабль «Аполлон-11» вышел на орбиту вокруг Луны. Майкл Коллинз остался в командном модуле, а Армстронг и Эдвин Олдрин перешли в легкий посадочный модуль. Стенки модуля были (в целях  экономии топлива) не толще, чем у консервной банки, астронавты летели стоя, не хватало места, чтобы сесть. Когда Армстронг первым в истории человечества ступил на поверхность Луны, он произнес хорошо подготовленный экспромт: «Какой маленький шаг для одного человека, и какой огромный – для всего человечества», и тем самым обессмертил себя. О том, что было дальше, говорится в книге Грофа (цитирую в переводе с английского Ольги Цветковой). Извиняюсь перед аудиторией за реалии, о которых пойдет речь.

«…Но куда менее известно, что, покидая поверхность Луны и залезая обратно в лунный модуль, Армстронг пробормотал: «Удачи вам, мистер Горски». После его возвращения на Землю любопытные корреспонденты допытывались, что бы могло означать это высказывание, но Армстронг отказался его комментировать. Некоторые думали, что оно адресовано кому-то из советских космонавтов (товарищу Горскому), но в их списках такой фамилии не значилось. После множества неудачных попыток выяснить, в чем дело, журналисты об этом забыли. В позапрошлом году на одной вечеринке во Флориде кто-то снова вспомнил об этом. На этот раз Нейл Армстронг изъявил готовность раскрыть смысл этого высказывания, поскольку мистер Горски и его жена уже умерли. Когда Нейл был ребенком, семья Горски жила в соседнем доме. Однажды Нейл играл с друзьями в футбол на заднем дворе. Случилось так, что мяч упал в сад Горски, прямо под открытые окна их спальни, и Нейла послали забрать его оттуда. Супруги Горски как раз ссорились, и, когда Нейл поднимал мяч, миссис Горски закричала: «Что, орального секса захотел? Будет тебе оральный секс – когда соседский мальчишка ступит на Луну!»[2]

Ситуация, описанная выше, статистически немыслима. Но таких ситуаций известно немало. Юмор Мирового духа не знает границ.

 

12. Мораль относительно морали

 

Предприниматель тоже способен творить схемы от избытка творческих сил, для того, чтобы пошутить. Есть такие предприниматели, которые строят схемы для того, чтобы постебаться над государством или поразвлечься.

Когда вы будете выносить моральные суждения по поводу тех или иных схем предпринимателей, имейте в виду хотя бы часть сказанного мной сегодня.

Скажем, предприниматели создают технологию, с помощью которой региональные власти могут перехватить контроль над федеральными предприятиями. При этом они могут консультировать как одну сторону, содействуя региональным властям, так и другую, помогая госпредприятиям отбиться от наездов. Но цели предпринимателей при этом могут быть не тождественны ни той, ни другой задаче. С помощью своей схемы они, конечно, способны зарабатывать деньги. Но они также могут использовать ее для принуждения сторон к соблюдению законодательства или, напротив – для демонстрации противоречий и прорех в законодательстве. Более того, они могут применять эту схему для запуска назревших эволюционных процессов в экономике либо для привлечения внимания общества и государства к тому, что перемены назрели. И в зависимости от того, с какой стороны вы смотрите на разработку и применение этого класса схем, получаются абсолютно разные моральные оценки.

Думаю, что в данном случае т.н. «морализирование» вообще является неуместным. Но это утверждение не абсолютно. Мы еще обязательно подойдем к вопросу оценок. Мысль в том, что нам предстоит пройти долгий путь в исследовании пространства предпринимательских схем. Предстоит, в частности, понять, во что переходит архаический институт «морали» в Зазеркалье метаистории. Со временем мы увидим, какие оценки уместны, необходимы, кто может быть субъектом этих оценок, что вытекает из них в применении к феномену предпринимательских схем.

Спасибо за внимание и терпение.


[1] Николай Дыбовский подсказал мне еще один литературный пример – «Наполеон из Ноттинг-Хилла» Г.К. Честертона

[2] Ст. Гроф. Космическая игра. Издательство Трансперсонального института. М. 1997. Стр. 93